Пошел рейтинг, и как-то уже с прежней легкостью истории не потаскаешь.
Впрочем, эта довольно спокойная, протащим под покровом ночи.
Название: Муки творчества
Автор: WTF Whoniverse 2018
Бета: WTF Whoniverse 2018
Размер: миди, 4274 слова
Пейринг/Персонажи: Мастер (Симм), доктор Виктор Франклин (хирург), первая киберженщина и др.
Категория: джен
Жанр: драма, POV
Рейтинг: R
Предупреждения: вивисекция, опыты на людях
Краткое содержание: первые шаги в создании киберлюдей на нижней палубе мондасианского корабля, зависшего у черной дыры
Примечание: спойлеры к серии 10.11 "Будь вечны наши жизни"
Для голосования: #. WTF Whoniverse 2018 - "Муки творчества"
Путь к переменам тяжек. Тяжесть эта, главным образом, оказывается обычно на чьей-нибудь совести. Поэтому лучше всего с движением вперед справляется тот, у кого ее нет! Жизнь сразу становится светлей и проще, и нет горизонтов, которых мы не могли бы достичь.
– Да это же просто золотая жила! – воскликнул доктор Виктор Франклин, и глаза его горели, пока он дрожащими от волнения длинными пальцами жадно перебирал бумаги – стопки расшифрованных «с большими трудами» и распечатанных документов, извлеченных из архива старого мондасианского «Ковчега», целую череду поколений зависшего на границе черной дыры. – Я давно искал нечто подобное. Годами, скоро уже десятилетиями, прорабатывал возможные техники, а тут – словно недостающие страницы моих собственных исследований! Поразительно! И нам практически не придется изменять образ жизни, не придется сворачивать производство, без которого мы все равно не сможем существовать!..
– Ни в коем случае! Даже наоборот! Взгляните-ка сюда, на эти чертежи…
– И вы говорите, в перспективе эти люди будут полностью управляемыми? – он едва сдерживал восторженные придыхания.
– Да, предполагается, что так. Если пожелаете, разумеется. Есть множество градаций программы. На первых порах я бы посоветовал именно это, пока население не привыкнет и трансформация не станет делом обычным и естественным. Это было бы актом чистого… милосердия.
– И это полностью решит проблему с рабочими местами!
– И не говорите!
– И с жильем! Им ведь много будет не надо, да?
– Они будут практически полностью автономны и самодостаточны.
– И не будут размножаться.
– В конце концов, как вы себе это представляете?
Мы немного посмеялись, глядя друг на друга через лакированный стол из древнего красного дерева с дорогим письменным прибором и даже компьютерным монитором, оправленным во все то же драгоценное, хоть и непрактичное, дерево.
– Как министр здравоохранения, я буду всячески поддерживать это начинание! – заверил доктор Франклин. – Как же вы откопали эту прелесть? И почему о ней никто не знал раньше?!
– Все было в архивах, прямо под нашим носом. А то, что не знали раньше… Всякий плод созревает в свое время. Прежде не было острой необходимости в подобных смелых решениях. Мы не были готовы к тому, чтобы начать всерьез спасать себя как цивилизацию. Было куда проще закрывать глаза на ухудшающееся понемногу положение – и впрямь, оно ведь ухудшалось лишь понемногу, незаметно каждый божий день, исподволь – и полагаться на судьбу, на то, что кто-то более взрослый, сильный и мудрый возьмет на себя ответственность за происходящее. Всегда проще переложить решение на Бога, не тревожа свой сон необходимостью взрослеть и избавляться от розовых очков, превращающих мир в подобие уютной детской комнаты.
Доктор царственно покивал с задумчивым видом.
– И фактически, этот подход избавляет нас от обвинений в том, что «машины пожирают людей», ведь сами люди станут машинами!
– Верно.
– Однако, как убедить их добровольно?..
– О! Доктор! Нет ничего проще! Сколько в наших госпиталях безнадежно больных пациентов? Умирающих, сходящих с ума от отчаяния и ужаса перед смертью. Пойдущих на что угодно ради сохранения своей жизни. Более чем достаточно для того, чтобы подарить им это благословение. И подумайте только, в перспективе это практически бессмертие! Многие ли способны от него отказаться? Они согласятся именно добровольно. Хотя бы до тех пор, когда будут изобретены средства, позволящие вернуть им снова полностью человеческий облик и цветущее здоровье. Но для этого они должны спастись сейчас. Мы никого не станем принуждать. Заметьте – НИ-КО-ГО! Они сами будут вставать в очередь и умолять, чтобы их преобразовали поскорее.
Он уставился на меня с оцепенелой завороженностью, на несколько мгновений перестав дышать.
– Бессмертие! – воскликнул он наконец. Не слишком громко, но упоенно. – А ведь в итоге, не это ли и наша цель? Не только для низов общества…
– Да, когда мы доведем технологии до совершенства. Но для этого нам нужно накопить огромный опыт, не правда ли, дорогой доктор Франклин? И начать придется с низов, и идти вперед и вверх постепенно.
– Пока технологии не позволят нам сохранять бессмертие и цветущее здоровье в полностью человеческом облике?
Я сладко улыбнулся:
– Да. Если пожелаете. Если не решите вдруг, по мере процесса, что металлическое тело куда крепче и функциональнее как вместилище могучего и свободного человеческого разума! Венец творения, доведенный до совершенства уже им самим, а не природой!
Доктор самодовольно погладил свой галстук, предвкушая открывающиеся перспективы.
– Мне не терпится начать проводить опыты. Все, что я вижу, так головокружительно, что страшно потерять почву под ногами. А это весьма, весьма опасно в серьезных делах. Не говори гоп, пока не перепрыгнешь. В конце концов, это древние документы, из которых еще не все ясно.
Я поднял руки, показывая, что дело теперь всецело за ним:
– Не буду лезть в вашу епархию. Рад, что как эксперт вы находите проект возможным и перспективным…
– Простите, господин премьер-министр! Я всегда замечал, что вы и сами недурно разбираетесь в медицине.
– Только как дилетант. Хотя, признаю, я весьма интересовался вашими работами. Прочитал все ваши статьи, прослушал полный курс ваших лекций – частью в записи, а частью и очно. Я ваш большой поклонник и нахожу ваши подходы очень прогрессивными! Поэтому я с удовольствием лично рекомендовал вашу кандидатуру на ваш пост и даже проявил в этом некоторую настойчивость. Как-никак действующий хирург… некоторые выражали сомнения в вашей политической активности, в том, что вас вообще интересует данный аспект общественной жизни…
– Э… – мой собеседник невольно пошел блуждающими пятнами на щеках от смешения самых разнообразных чувств, от польщенности, гордости и самодовольства до нервозности, неуверенности и злости.
Я снова успокаивающе поднял руку:
– О да, я знаю, что так мог бы счесть человек совершенно неосведомленный! Так как лично имел удовольствие слышать ваши истинные высказывания, отражающие смелую и прогрессивную гражданскую позицию. И вот – мы с вами движемся навстречу реформе здравоохранения, которая может перевернуть весь наш мир, а в перспективе, подарить всем нам бессмертие и свободу!
– Ох, да… – доктор Франклин залился краской теперь уже истинного смущения и довольства.
Вот и правильно. Он и не догадывался, что моя упомянутая настойчивость заключалась в том числе в парочке убийств, помимо всего остального, хотя и мог бы заподозрить: политика – дело признанно темное. Это немного избавляло от вселенской скуки в этом замкнутом мирке. Побочное явление моего застревания на мондасианском корабле из-за неисправной ТАРДИС со сгоревшей дематериализационной схемой – моя нетерпеливость. Которая сама по себе могла быть проблемой в вызревании именно этой армии для вторжения на Галлифрей в конце вселенной. С другой стороны, всегда приходится брать во внимание, что даже в благоприятной среде, без присмотра что-то может пойти не так, как задумывалось. Многие зародыши моих припрятанных на орбитах возле черных дыр воинств могут оказаться на выходе неудачными холостыми выстрелами. За развитием этого, по крайней мере, я мог следить какое-то время непосредственно – может быть, придется оставаться с ним до самого конца при самом пессимистичном раскладе, а может быть, я просто столько не выдержу и форсирую события уже всерьез, чтобы вырваться отсюда, возможно, именно это я и начал делать, и это тоже будет неплохим исходом. Хотя пока я соблюдал аккуратность, ведь киберлюди – не тот лакомый кусочек, что хотелось бы потерять впустую, на него было возложено много надежд. В то же время, в самом этапе, к которому мы сейчас переходили, было нечто почти от суеверия, от магического заклинания, которым можно вызвать один беспокойный дух. Если он и впрямь примчится сюда, будет забавно…
– И, признаться, я был бы не прочь иногда наблюдать за вашей работой, помогать вам, чем смогу. Иметь представление о ваших нуждах, чтобы вы ни в чем не имели недостатка.
Доктор Франклин испустил утробный смешок, не сводя прищуренного взгляда всего лишь по-человечески «проницательных» глаз.
– Вы ведь сами чрезвычайно заинтересованы в данном проекте, господин премьер-министр?
– Как может быть иначе! – улыбнулся я, одобрительно кивая: да-да, конечно он меня раскусил. Будто было что раскусывать. – Кто из нас не хочет жить вечно?!
Экология палубы 1056 потихоньку, мелкими шажками в течение столетий превращалась в филиал ада. Для меня она не представляла опасности с моей биологией повелителя времени, к тому же выезжающего периодически на отдых на другие палубы, не страдающие от загрязнений, или запирающегося в ТАРДИС, чтобы перевести дух от мирской суеты. Во всех правительственных зданиях и жилищах высокопоставленных чиновников стояли дорогие системы очистки воздуха, не говоря о воде и прочих очевидных вещах, так что, если покидать их не слишком часто, это гарантировало их жильцам жизнь, схожую с нормальной. Конечно, лишь относительно с тем, что творилось снаружи, но даже к этой небольшой разнице можно было отнести понятия «небо» и «земля». И в отличие от «небожителей», простые смертные очень страдали от всевозможных заболеваний дыхательных (и всех прочих) путей и органов, от постоянной накапливающейся общей интоксикации и генетических мутаций; туберкулез и злокачественные опухоли царили почти повально. Средний срок продолжительности жизни сократился настолько, что это уже нельзя было оставить без внимания. Но теперь появилась надежда для самых обездоленных – с их согласия, примерно так же, как прежде давали согласие на донорство органов после смерти, их нервную систему – то, что предположительно и делает нас высокоразвитыми существами и вообще нами самими, личностями, заключает в себе самую нашу суть, обязались сохранять в особых полимерных высокотехнологичных медицинских «протезах» до тех времен, пока не будет возможным полное исцеление. Процесс был трудоемкий и сложный, деликатный во всех смыслах, поэтому, хотя предлагали его беднякам, это преподносилось как исключительная привилегия – стать первопроходцами и тем завоевать право на потенциально бесконечную жизнь.
Нельзя сказать, что реформа совсем не встретила сопротивления, но ведь все было сугубо добровольным, и доноры нашлись немедленно, мгновенно были собраны тысячи подписей страждущих, слишком измученных своим медленным неуклонным умиранием или умиранием своих близких – любимых, родителей, детей, которых теперь необязательно было терять… Покажите людям всю бездну отчаяния, а затем протяните руку помощи, и они вцепятся в нее мертвой хваткой, не обращая внимания, какова она и куда их тащит. «Приведи свои войска в место смерти, и увидишь, как они будут драться!»
Да в конце концов, разве это было так уж плохо? Всего лишь необычно и пугающе. И уже почти не пугающе… Особенно в недрах госпиталей, наполненных смрадом гноящихся язв, извергнутой желчи, экскрементов, которые не могли удержать хилые, едва живые, дрожащие от смертного ужаса тела, и уже неживые, во множестве увозимые на каталках в морги, а затем крематории, еще больше отравляющие атмосферу. Этот мир все более становился непригодным для жизни. Это была данность, и сама слабость тела из плоти и крови стала страшным врагом человечества. Сама слабость была злом, обрекающим на вечную погибель, от которой следовало избавиться любой ценой.
Доктор Франклин и я встретились с первой дюжиной героических добровольцев, прокладывающих вместе с нами путь к спасению всей цивилизации.
Все они погибали от рака на последней стадии, у некоторых была поражена и нервная система, но мы пообещали это компенсировать, – а если не получится, то все их расстройства личности при обращении в киберлюдей, конечно, будут списаны именно на то, что помощь подоспела слишком поздно. Часть нервной ткани действительно могла быть легко заменена на оптоволокно.
И разумеется, ведь это первый опыт, возможны всякие побочные явления. Но что хорошо в кибернетическом теле – в нем все можно исправить практически на любой стадии. Пересобрать как угодно. Главное – не дать этим людям умереть полной бесповоротной человеческой смертью сегодня. И словно каждый станет кораблем в нашей великой и бесконечной космической одиссее!
Изможденная женщина с сияющими надеждой глазами обнимала двух плачущих дочерей, она казалась им бабушкой, а не матерью, хоть дочери сами выглядели неважно – их лица тоже казались старческими, высохшими и сморщенными, но тельца были маленькими, с тонкими как спички конечностями, изуродованными какими-то узелками, жидкие волосы были заплетены в нелепые колечки, перевитые блеклыми лентами.
– Зато я не умру! – хрипло, через силу, но торопливой сбивчивой скороговоркой приговаривала женщина. – Как бы все ни обернулось, хуже не станет. Сколько бы времени ни заняло лечение, однажды я снова смогу присматривать за вами. И я всегда-всегда буду очень-очень любить вас, мои бедные крошечки!..
– А вдруг операция пойдет не так?! – пропищала одна из девочек, она наверняка успела повидать на своем веку вокруг массу неудачных операций. – Как же мы без тебя?!..
– А как же вы без меня, если я просто умру? Иначе у нас нет никакой надежды. Так я могу хотя бы надеяться увидеть, как вы растете, мои красавицы! Я знаю, что будет трудно, но счет ведь идет уже на дни…
Тут она раскашлялась и забрызгала все кругом, в том числе и лица своих ненаглядных деточек выхарканными из легких черно-алыми сгустками крови. Это и решило ее судьбу. Ее спешно погрузили на каталку, нацепили кислородную маску и повезли в операционную первой, сопровождаемую традиционными тревожными криками сестер «Скорее! Мы ее теряем!..» и гнусавыми воплями «Мама! Мамочка!!!» – доносящимися уже издалека, детей так же спешно уводили прочь. Они не узнают свою мать, даже если увидят снова, а она не узнает их. Никто на самом деле не поймет, что случилось – она практически умерла у них на глазах, в чем же могут быть виноваты врачи, сделавшие все возможное?
Доктор Франклин возбужденно напевал, сам подталкивая каталку в операционную.
– Все вон! – скомандовал он бодро. – Остается только экстренная бригада. Все знают свои обязанности?
– Да, сэр! – рявкнули слегка нестройно ассистенты, нетерпеливо позванивая инструментами на тележке.
Я тоже сошел за экстренную бригаду. Кто же станет выгонять из операционной любопытствующего премьер-министра?
Первым делом на жертве… – да, первый же блин всегда обычно комом, так что назовем ее честно жертвой – разрезали абсолютно всю одежду, если можно считать таковой ее застиранные лохмотья, и бросили лоскутья грудой в большой пластиковый контейнер. Обнаженное женское тело с рельефно выступающими ребрами и иссохшими, будто вялеными грудями, изборожденными шрамами, вызывало не больше желания, чем засохший на тарелке пованивающий бекон.
– Да тут и спасать толком нечего, – пробормотал Франклин, оглядывая пациентку. – Проще сразу все заменить оптоволокном, чем извлекать ее нервную систему.
– Верно, верно, – согласился я. – Но в любом случае сперва стоит потренироваться. Не так уж много исходной живой ткани нужно для переноса, даже нервной, главное основные «кабели». Тем не менее, мы имеем костяк…
– Пораженный артритом до дальше некуда, – скептически хмыкнул хирург.
– Сойдет как каркас для полимерной формы, она сама будет держать себя, а сам позвоночный столб со спинным мозгом внутри, как и все, наполненные нервной тканью кости, здорово облегчат вам работу. Иначе пришлось бы собирать роботов с нуля, да еще среди толпы возмущенных, еще не умерших людей, а тут только слегка «пройтись напильником»! А эффект практически тот же.
– Да-да, простите, господин премьер-министр, действительно, трудно требовать сразу же качественных исходных материалов… Сперва потренируемся на кошках. Хотя эта драная кошка выглядит совсем дохлой…
Он со вздохом принялся вспарывать на женщине кожу, срезать лоскутами и бросать в тот же контейнер, где уже покоилась ее одежда. Кровь со стола стекала по особым желобам в трубы, ведущие сразу в канализацию. Женщина находилась в коме, анестезия ей не требовалась. В любом случае, чтобы сделать производство массовым, его следовало удешевить до крайности. Так что анестетиков на всех не напасешься, но есть и естественная бессознательность, которая позволит хирургам работать спокойно, не отвлекаясь.
– А вы не хотели бы начать сперва с удаления внутренних органов?
– И начинать подключать сразу к аппаратуре? Гм-гм, возможно… Но сперва хочется убрать побольше заведомо лишнего.
С влажными шлепками в контейнер отправлялись куски бледной дряблой кожи с кусками дистрофической плоти.
– Сейчас вам придется начать перерезать сосуды, и органы окончательно откажут в любом случае. Полагаю, у нас и так уже имеется восьмидесятипроцентная смерть мозга.
Скальпель доктора раздраженно застыл в воздухе.
– Кажется, вы лучше меня знаете, что делать?
– Ни в коем случае. Мой совет исключительно с технической стороны. Уж в технической-то стороне вопроса вы мне не откажете?
Кажется, он расслышал в моем голосе нотку угрозы. А мне показалось, что он оказывает маловато доверия аппаратуре.
– Я всего лишь желаю получше приглядеться к структуре того, с чем придется иметь дело. Пожалуй, со следующими, когда дело будет поставлено на поток, я так и поступлю. Вы ведь не против, если мы немного неэкономно поступим с начальным расходным материалом? Пока набиваем руку?
– О, нисколько, – разрешил я со смешком. В конце концов, для человека, Франклин был весьма квалифицированным специалистом. Раз он сознает, что эффект может не дотягивать до желаемого, и его это не остановит (а в самом деле, с чего бы останавливать?), пусть поступает по-своему.
Тем не менее, доктор распрямился, переводя дух, и задумчиво поглядел на истекающее кровью ободранное уже местами до костей и сухожилий тело на столе. Застывшие руки в обагренных резиновых перчатках влажно поблескивали.
– А знаете… – воскликнул он почти осененно. – Пожалуй, вы правы. Мне отчасти мешает скептицизм. Похоже, в глубине души я не уверен, что это сработает.
– А ведь вы уже пробовали на настоящих кошках! – напомнил я.
– Да, но мы ведь не доводили преобразование до конца и вообще решили не тратить время на изучение специфики реакций животных, когда у нас есть для этого достаточно людей, и все тонкости будут подгоняться сразу под человеческие особенности…
– Итак, – решительно скомандовал он ассистентам. – Давайте сюда внутреннюю аппаратуру! – Ассистенты сразу засуетились вокруг тележек, накрытых стерильной тканью поверх подготовленных частей искусственного тела. – Но мне все еще интересно, вся эта оставшаяся лишняя плоть, нереально как следует ее очистить в массовых масштабах – она будет разлагаться и поражать ткани, которые мы собираемся сохранить…
– Безусловно.
– Даже, когда мы соберем ее успешно, она сгниет за… гм, не уверен, что это состояние можно будет назвать «заживо». Не проще ли и в самом деле заменить все оптоволокном?
– Мы много раз говорили об этом. Идея проекта – в сохранении готового биологического процессора.
– Верно. Можно было бы извлечь мозг, поместить его в отдельную оболочку, снабдить кое-какими манипуляторами… это было бы даже экономичнее.
– Какой любопытный ход мыслей, доктор! Однако, что же вас останавливает?
Франклин вздохнул, колеблясь.
– Антропоморфность? – отчасти он разговаривал вслух сам с собой. – Гораздо легче принять ее в каком бы то ни было виде, чем отказаться. И раз уж мы стремимся достичь бессмертия и довести технологию до совершенства для самих себя, то… она имеет значение. Подобное строение весьма удобно для выполнения множества привычных задач или для тех, что способен придумать человеческий мозг.
– Тело остывает, доктор!
Франклин издал веселый смешок.
– Да. Займемся нашей Венерой, праматерью усовершенствованной цивилизации…
С тележек были сорваны покровы, а Франклин бодро вскрыл преобразуемой брюшину и принялся извлекать органы – метры разматывающихся кишок и прочие филиалы пищеварительной системы.
– Как все запущено! – бормотал он. – Только гляньте на этот мерзкий цвет! Как вообще можно работать с таким материалом?.. – зеленовато-оранжевая печень с загадочными черными трещинами смачно шлепнулась в контейнер поверх кишок. Порывшись под ребрами, доктор достал единственное легкое, пораженное метастазами, затем не менее пораженное сердце, прищемив и перерезав основные сосуды, и плюхнул в тот же контейнер с мусором. Затем сменил перчатки и бережно начал присоединять искусственные механизмы, которые должны были поддерживать подобие жизни в том, что осталось от пациентки.
– Сгниет? Или подсохнет и кристаллизуется, ассимилируется с полимером? – бормотал он себе под нос. – Посмотрим, посмотрим, с какой скоростью, и насколько оптимистичны были наши предки…
– Кажется, они предполагали, что можно будет помещать тело в корпус практически полностью.
– Да-да-да, но слишком, слишком много лишней биомассы. Если бы весь корпус был мощнее и менее экономичен, то все возможно. Сейчас же мы делаем так, чтобы мощности хватило с запасом, а материал можно было использовать по возможности легкий.
– А ваши собственные труды, доктор? Разве это не чрезмерные расходы?
– Посмотрим, как будет вести себя материал, – бодро откликнулся хирург. – В конце концов, срезать большую часть мяса – не такие уж большие труды, если наловчиться; сможет навостриться любой студент. Главное, постичь ту золотую границу, когда оставленная плоть принесет наименьший вред.
– Как скажете, доктор, вам виднее.
В конце концов и слишком быстро развиваться им пока ни к чему. Пусть делают свои ошибки, экспериментируют, придумывают новые решения. Направление выбрано верно.
Следующего добровольца препарировали на другой день. На него доктор потратил почти вдвое меньше времени, сразу же выбросил внутренности, подключил часть аппаратуры, и воскликнул:
– Ах да! Вот теперь же мы ее всю заляпаем, пока будем срезать лишнее!
– Но материал будет гораздо свежее!
– Надеюсь, надеюсь. Все равно в конце промывать все как следует...
В течение недели, немного меняя порядок операций и упрощая какие-то этапы, доктор Франклин подготавливал в день по одному пациенту. И они скапливались, в еще овощном состоянии, в центре первичной реабилитации. В одном Франклин точно был прав: запах гниющей плоти трудно было заглушить моющими средствами, но каждый пациент пах по-разному – хирург опробовал разные консервирующие средства и физрастворы и потихоньку справлялся со своими первыми проблемами, нащупывая оптимальное равновесие ампутаций и примененных средств. Когда-нибудь они освоят нанотехнологии, которые тоже отлично помогут им в нелегком деле.
А ровно через неделю первая испытуемая «пришла в себя». Первое, что она сделала – это схватила своими новыми руками голову склонившейся над ней сиделки и раздавила ее как перезрелую тыкву. «До-чень-ка! До-чень-ка!» – записали камеры ее первые рефлекторные движения и слова через неэкономно установленный в первый же день полноценный звукосинтезатор. Она могла бы раздавить голову и собственной дочери, стремясь взять ее в ладони и не соизмеряя силу. Однако, ее порыв, хоть и атавистичный, похожий на проявление настоящих эмоций, был чисто автоматическим. «До-чень-ка!» – продолжала повторять она, не обращая внимания сперва на вопли медсестры, а затем треск ее черепа и хлюпанье его содержимого. Когда тело с кашей вместо головы рухнуло на пол, первая киберженщина немного посидела, сжимая и разжимая окровавленные пальцы с застывшими на них кусочками желеобразной субстанции, затем поднялась и двинулась из палаты в коридор – ее слишком беспечно оставили ни к чему не пристегнутой, считая, что она не оправится и никогда не встанет, заранее относились к ней, как к неудаче и просто горе запчастей. «До-чень-ка» – продолжала гудеть она, двигаясь по коридору, вслед за бегущими в панике прочь медсестрами и медбратьями – для тех произошедшее оказалось слишком большой неожиданностью. Охранники спрятались за шкафами и столами, не сразу понимая, что делать – стрелять ли в драгоценный плод подвижнических экспериментов доктора Франклина, или просто тоже спасаться, или хотя бы бежать за инструкциями. Один осмелился обратиться к начальству по рации, чем выдал свое местоположение. «До-чень-ка!» – прогудела киберженщина, опрокидывая столы, тазы с сукровицей, горшки с цветами, выращиваемыми какой-то медсестрой, двигаясь к неосторожному охраннику. «До-чень-ка!» – протянула она к нему руки. Тот оказался достаточно решителен, чтобы выстрелить ей прямо в грудную пластину. Это немного ошеломило киберженщину, но не остановило. «До-чень-ка мо-я!» – проскрипела она, делая последние шаги вперед и обхватывая охранника в крепкие объятия. «Бе-ги от-сю-да!» – скрежетала она под его истошные крики и треск костей. – «Спа-сай-ся! Не верь! Не верь! Смер-ть! Луч-ше смер-ть! А-а-а! А-а-а!» Наконец другие охранники повыскакивали отовсюду с воплями, то ли придя в себя, то ли окончательно потеряв голову, и принялись палить в напавшее на них чудовище. Прежде чем им удалось нанести ему какой-то урон, они полностью разгромиили все помещение и задымили камеры. Но все-таки множественные выстрелы сделали свое, им удалось обездвижить нападающую, выведя из строя кое-какие важные детали механизма и сумев отстрелить ей ногу. Им повезло, что Франклин еще не все крепил на совесть.
– Вот! – эмоционально выдохнул Франклин, всплеснув руками, пока мы вместе смотрели ту самую запись, смонтированную с нескольких камер. – Что прикажете делать? Что мы сделали не так?!
– Ну, доктор, насколько я вижу, эксперимент-то как раз завершился полной удачей.
– Вы так думаете? – в его голосе послышалось облегчение. Неужели он думал, что из-за небольшого погрома, информация о котором даже не распространилась по городу, я вздумаю препятствовать проекту, который сам же ему предложил?
– Ну конечно! Смотрите, мало того, что она выжила, она встала, проделала все эти сложные действия, она оказалась сильна как черт, чего мы и желали достичь! Все сработало, доктор!
– Верно, верно…
– Но не все сразу, и теперь, когда мы знаем, что методика эффективна, нам следует быть осторожнее. Возможно, стоит проводить преобразование постепенно, в несколько этапов, не сразу подключать все функции.
– Вот уж верно!.. Но мы еще не знали, что именно сработает, и сработает ли что-то вообще.
– Теперь вы знаете. Это потрясающий прорыв, доктор!
– Вы так думаете?! – Франклин просиял.
– Ну конечно, думаю. И позвольте признаться, я никогда не сомневался в вашем гении! В вашей эволюционной прозорливости, в вашем высочайшем хирургическом мастерстве! Как насчет рюмочки старого коньяка, доктор, за прекрасное начинание?
– Ох, ну конечно!..
Я разлил стоящий в хрустальном графине на серебряном круглом подносике коньяк по пузатым рюмкам. Франклин склонив голову в благодарном символическом поклоне, поднял свой бокал и втянул аромат благородного напитка, согреваемого пальцами сквозь донышко. Мы церемонно чокнулись и отпили по глотку.
– Но, кажется, вас что-то беспокоит, доктор?
– Да, кое-что… я не ожидал, что у нее сохранится эмоциональность…
– Ну, в конце концов, ее мозг недоумер, это не так плохо, в перспективе мы и не собираемся же его убивать.
– Но… то что она говорила…
– Я думаю, это рефлекторное, автоматическое. Она была матерью, ее последние слова и эмоции были обращены к ее дочерям – ее буквально закоротило, вот она и повторяла одно и то же. Да, мозг недоумер, я полагаю, но все же это скорее повторяющийся скрип тумбочки, чем…
– Нет-нет, господин премьер-министр, – доверительно пролепетал согретый коньяком хирург. – Я о другом. Неважно, что она ощущала или не ощущала эмоционально, это могло быть проявлением какого угодно расстройства. Но что она ощущала физически? Почему «Лучше смерть»? Почему «Не верь»? Она будто хотела предупредить. О чем она могла предупреждать? Все, что от нее, главным образом, осталось, это нервная ткань. Она испытывала боль? В самом деле?
– Вы же сами говорили, что, скорее всего, она сгниет заживо. Не самая здоровая обстановка для уцелевших нервов.
– Я мог лишь надеяться, но не ожидать, что нервные импульсы смогут успешно передавать сигналы в том положении, в каком окажется нервная ткань. Она казалась буквально мертвой. Мы могли надеяться на какие-то конвульсивные движения, подобные подергиваниям лягушачьей лапки под электрическими разрядами, но…
– Вы ведь еще добавили оптоволокно для лучшей проводимости. Кстати, вы провели вскрытие, что вы обнаружили?
– Они буквально спаялись, срослись! Я имею в виду оптоволокно и нервную ткань. Вот чего не ожидал. Такое ощущение, что вся комбинация механизмов способствует частичной регенерации нервной ткани, и только ее. С симбиотической связью с оптоволокном. Так что она еще живехонька, живее, чем была! Мы используем ее повторно.
– Поразительно! Наши предки были не дураки!
– Отнюдь! И вероятно, у них было на все исследования куда больше ресурсов, чем здесь у нас в этом замкнутом мирке, – вздохнул доктор.
– Вы только посмотрите на силу этой несчастной женщины. Как думаете, возможно, добившись силы и бессмертия, мы легко вырвемся из нашего замкнутого мирка?
– О, это было бы прекрасно! Операция «Исход»! Это невероятно вдохновляет! – встрепенулся доктор. – И все же… что делать с этой гиперчувствительностью восстанавливающейся нервной ткани?
– Уверен, вы что-нибудь придумаете, доктор. Можно же разрушить определенные центры в мозгу…
– Все далеко не так просто, подобным образом мы можем ухудшить идеальную передачу импульсов, приводящую весь механизм в движение, обеспечивающую идеальные тончайшие контакты. Кроме того, эта тенденция к самовосстановлению – надо еще прощупать ее границы – может свести на нет наши старания. Как будто этот побочный эффект – необходимая сопровождающая процесса…
– Доктор, вы только в начале пути! И вы определенно придумаете, как справиться с этой небольшой проблемой. По крайней мере, к тому времени, когда это станет действительно важно. А пока могу дать вам только глубоко технический совет.
– Я весь внимание!
– Ставьте технические ограничители, используйте и оптимизируйте дистанционное управление, ну и наконец самое главное: выключите им звук в динамиках!
Доктор оглушительно расхохотался.
Отсюда: wtf-kombat2018.diary.ru/p214873628.htm
Пошел рейтинг, и как-то уже с прежней легкостью истории не потаскаешь.
Впрочем, эта довольно спокойная, протащим под покровом ночи.
Название: Муки творчества
Автор: WTF Whoniverse 2018
Бета: WTF Whoniverse 2018
Размер: миди, 4274 слова
Пейринг/Персонажи: Мастер (Симм), доктор Виктор Франклин (хирург), первая киберженщина и др.
Категория: джен
Жанр: драма, POV
Рейтинг: R
Предупреждения: вивисекция, опыты на людях
Краткое содержание: первые шаги в создании киберлюдей на нижней палубе мондасианского корабля, зависшего у черной дыры
Примечание: спойлеры к серии 10.11 "Будь вечны наши жизни"
Для голосования: #. WTF Whoniverse 2018 - "Муки творчества"
Путь к переменам тяжек. Тяжесть эта, главным образом, оказывается обычно на чьей-нибудь совести. Поэтому лучше всего с движением вперед справляется тот, у кого ее нет! Жизнь сразу становится светлей и проще, и нет горизонтов, которых мы не могли бы достичь.
Отсюда: wtf-kombat2018.diary.ru/p214873628.htm
Впрочем, эта довольно спокойная, протащим под покровом ночи.
Название: Муки творчества
Автор: WTF Whoniverse 2018
Бета: WTF Whoniverse 2018
Размер: миди, 4274 слова
Пейринг/Персонажи: Мастер (Симм), доктор Виктор Франклин (хирург), первая киберженщина и др.
Категория: джен
Жанр: драма, POV
Рейтинг: R
Предупреждения: вивисекция, опыты на людях
Краткое содержание: первые шаги в создании киберлюдей на нижней палубе мондасианского корабля, зависшего у черной дыры
Примечание: спойлеры к серии 10.11 "Будь вечны наши жизни"
Для голосования: #. WTF Whoniverse 2018 - "Муки творчества"
Путь к переменам тяжек. Тяжесть эта, главным образом, оказывается обычно на чьей-нибудь совести. Поэтому лучше всего с движением вперед справляется тот, у кого ее нет! Жизнь сразу становится светлей и проще, и нет горизонтов, которых мы не могли бы достичь.
Отсюда: wtf-kombat2018.diary.ru/p214873628.htm